Когда Национальное Духовное Собрание стало расспрашивать меня о ситуации с использованием транслитерации в русской литературе, я вдруг осознал, что подход русскоязычных авторов к этой проблеме совсем не такой, как на Западе. Между прочим, подход этот очень хорошо характеризует творческую и тяготеющую к научным высотам, но совершенно безалаберную русскую душу.
Подход этот таков: в научных трудах востоковедов все арабские и персидские имена и термины пишутся на языке оригинала (действительно, идеальный подход для научных публикаций! -- все недоразумения душатся в корне), а во всех других текстах используется та самая метода, которую Игорь Верещагин удачно назвал «практическая транскрипция» -- то есть имя пишется, как заблагорассудилось в тот момент автору, лишь бы звучало похоже.
Получается, кстати, довольно неплохо -- учёные получают нужную им точность, а простые люди -- нужную им фонетическую адекватность. Мол, если ты настоящий знаток своего дела, то и арабский язык знаешь, а если ты любитель -- зачем тебе копаться в тонкостях?
Подход западных авторов в корне иной. Демократическое общество, однако! Там учёный не ощущает себя каким-то особым существом, обладающим тайными познаниями. Если уж ты что-то знаешь, то должен уметь продемонстрировать это простым людям! Отсюда и пошла идея транслитерации -- передать термин незнакомого языка так, чтобы было одновременно и точно, и понятно неспециалисту.
Получается, что на Западе наука и народ едины. Причём, я так подозреваю, начало этого единения следует отнести к эпохе Возрождения, когда Мартин Лютер впервые провозгласил, что простой народ тоже имеет право читать Библию, и перевёл её на простой и доступный народу язык. А в России до сих пор царствует католический подход -- кто попало не имеет права лезть своими сивыми лапами в святую сокровищницу знаний! Только тот, кто имеет допуск, кто носит громкие титулы и заседает в важных Комитетах...
